Жить все труднее - Страница 7

Она протиснулась сквозь дыру, забранную ржавой решеткой. Острый железный заусенец обжег болью руку. На этот раз Киам даже обрадовалась, что Зеленая Старуха держала ее впроголодь. Низко пригибаясь, сжимая ворованный сверток и пытаясь восстановить дыхание, она двинулась в темноту. И тут северяне добрались до решетки. Один вцепился в прутья с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Чешуйки ржавчины посыпались дождем. Оглянувшись, Киам на миг представила, что было бы, угоди она в эти грязные лапищи.

Второй прижал бородатую рожу к просвету в ограждении, сжимая в кулаке нож, который выглядел жаждущим крови. Вообще-то, когда гонишься за вором, любой нож выглядит жаждущим крови.

– Верни добычу! – прорычал он, выпучив глаза и оскалившись. – И мы забудем обо всем! Верни добычу немедленно!

Киам продолжала уходить, слыша визг сгибающихся прутьев.

– Ты покойница, мелкая сука! Мы найдем тебя, так и знай!

Она упрямо протискивалась сквозь трещину в стене, заросшую пылью и грязью.

– Мы найдем тебя! – гремело за спиной.

Возможно, они ее и найдут, как обещали, но вор не имеет права отвлекаться на размышления о будущем. Он должен жить сегодняшним днем. Встряхнув плащ, Киам вывернула его наизнанку, выставив напоказ выцветшую зеленую подкладку, сунула в карман шапочку, распустила волосы по плечам и, свернув в переулок близ Пятого Канала, быстро-быстро пошла, низко наклонив голову.

Рядом проплыла прогулочная лодка. Болтовня, смех, позвякивание бокалов. Люди лениво двигались вдоль высоких бортов, похожие в тумане на призраки. Киам задумалась – какие они усилия прилагают, чтобы выжить, и какие приходится прилагать ей? Но быстрого ответа на этот вопрос она не находила никогда. Когда красноватые огни лодки скрылись в тумане, Киам услыхала скрипку Хоува. Она постояла немного в тени, восхищаясь красотой музыки. Посмотрела на сверток. Ну, не похож он на важную вещь. И слишком легкий. Но какое ей дело, если Зеленая Старуха дает задание? Утерев нос, она пошла по-над стеной. Музыка становилась все громче, наконец показалась спина Хоува и его движущийся смычок. Неслышно проскользнув позади него, Киам уронила сверток в широко открытый карман.

Хоув не заметил, как ему в карман что-то опустили, но почувствовал три легких касания по спине, и его плащ вдруг отяжелел. Он не видел, кто подбросил добычу, да и не собирался смотреть. Он просто продолжал играть тот марш Союза, которым открывал каждое свое выступление на сцене в Адуе или перед сценой, когда он разогревал публику для выхода знаменитого Лестека. А потом умерла жена, и жизнь пошла наперекосяк. Бойкая мелодия напомнила ему о минувших днях, слезы защипали воспаленные глаза, а потому скрипач перешел к плавному менуэту, который больше подходил к его настроению, в отличие от большинства гуляющих, хотя вряд ли кто-либо из них почувствовал разницу. Местные жители любили говорить о Сипани как о культурном городе, но большинство из них были пьяницами, мерзавцами, тупыми головорезами или сочетанием того и другого.

Как он докатился до этого? Самый повторяемый вопрос. Хоув плыл по улице, словно его единственной целью оставалось – заработать немного денег музыкой. У одной из лавок аромат дешевых пирожков с мясом заставил заурчать голодный желудок, а потому он прекратил играть и подставил шапку для вознаграждения. Но никто не расщедрился, что, впрочем, неудивительно. Тогда Хоув направился к Версетти, где, судя по вывеске и доносящимся из-за двери звукам осприанского вальса, как раз устроили танцульки. Посетители расслаблялись с трубками, крутили бокалы из тонкого стекла затянутыми в перчатки пальцами, презрительно щурились по сторонам сквозь прорези покрытых кусочками зеркала масок. Джерви сидел, как обычно, за столиком у стены. Напротив – женщина с высокой прической.

– Немного музыки, дорогуша? – прохрипел Хоув, нависая над ней таким образом, чтобы плащ лег на колени Джерви.

Сморщив нос от запаха застарелого пота, Джерви вытащил что-то из кармана Хоува.

– Почему бы тебе не отвалить?

Хоув последовал совету, унося с собой – хвала судьбе! – свою отвратительную музыку.

– Что там происходит на улице? – Райсельд на мгновение приподняла маску, показав округлое миловидное лицо, покрытое пудрой и модной здесь скукой.

В самом деле, снаружи доносился грохот, топот и выкрики на северном наречии. Похоже, какие-то беспорядки.

– Будь прокляты эти северяне, – пробормотал он. – Вечно от них неудобства. Полагаю, их нужно держать на привязи, как собак. – Джерви снял шляпу и бросил на стол, подавая привычный знак. А сам откинулся на спинку стула, удерживая сверток в опущенной руке у самого пола. Мерзкая работа, но человек должен как-то получать деньги. – Тебе не о чем беспокоиться, радость моя.

Она улыбнулась ему, как обычно искренне и открыто, что производило на Джерви неотразимое впечатление.

– Пойдем спать? – спросил он, бросая на стол пару монет за вино.

– Ну, если пора… – вздохнула она.

Джерви почувствовал, что сверток забрали.

Сифкисс ужом вывернулся из-под столов и побежал по улице, позволив палке в одной руке тарахтеть по прутьям ограды, и размахивая свертком, зажатым в другой. Ну, и подумаешь, что Зеленая Старуха приказала вести себя скрытно, это не для Сифкисса. Человек, когда ему полных тринадцать лет, имеет право жить своим умом, не правда ли? Скоро он сможет выполнять и задания посложнее. Может, пойдет работать на Куррикана. Любой может сказать, что он – не такой, как все. Он украл высокую шляпу, в которой смотрелся совсем как благородный господин из города, а если люди достаточно унылы, чтобы не замечать столь очевидных вещей, то, во избежание всяких сомнений, заломил ее набекрень. Дьявольски дерзкий!